Его взгляд впился мне в губы, а потом он поцеловал меня в лоб.

– Пока, кузина.

Он сделал несколько шагов в сторону раздевалки, а потом остановился и повернулся:

– Слушай, у меня есть одна приятельница, она очень крутой спец по подбору персонала. Почему бы мне не познакомить вас? Может, она тебе подкинет вакансию?

– Конечно, с удовольствием! А то мне самой как-то не везет. Спасибо!

Я протянула ему мобильник, он вбил в контакты свой номер, а потом отправил себе сообщение с моего телефона, чтобы мы обменялись контактами, а потом ушел. Я тут же начала скучать. Шансы натолкнуться на него во второй раз в этом огромном городе, наверное, сравнимы с шансами, что в тебя попадет молния.

Не прошло и недели, как я выяснила, что порой молния ударяет дважды в одно и то же место.

Глава третья

Чейз – семь лет назад

Я смотрел на огромных размеров лицо Пейтон, жадно глотая воду из бутылки. Рекламный щит закрывал стену восьмиэтажки на угловом здании напротив моего нового офиса.

– Хватит уже утолять жажду, возвращайся к работе. – Пейтон в натуральную величину вошла ко мне в кабинет, бросила на диван гитару в чехле и подошла к окну. – Поверить не могу, что плакат такой огромный. Ты сказал мне, что это будет обычный рекламный щит, а тут полотнище во всю стену дома. Крошечная щербинка между передними зубами теперь в метр шириной.

– А мне нравится эта щербинка.

– А я ее терпеть не могу. Режиссер вчера сообщил, что мне надо от нее избавиться и похудеть на пять килограммов. – Она подняла руку ко рту. – Нужно пластинку, винир или что-то в этом роде.

– Не надо ничего делать, этот режиссер просто полудурок с полным отсутствием вкуса.

Она вздохнула:

– Я не получила роль.

– Видишь? А я что говорю? У него нет вкуса.

– Ты пристрастен, поскольку я с тобой сплю.

– Неа. – Я притянул ее к себе. – Я высидел до конца этой гребаной оперы на прошлой неделе, поскольку ты со мной спишь. Но я говорю тебе, что ты отличный музыкант, поскольку я был на всех твоих концертах еще с колледжа, даже когда тебя не видно было в оркестровой яме. С тех пор, как ты начала играть, я видел все твои внебродвейские шоу.

– Не просто вне-, а вне-вне… [2]

– Разве термин «внебродвейский» не включает в себя все, что идет не на Бродвее?

– О нет, внебродвейские постановки – это небольшие спектакли на Манхэттене для менее чем пятисот зрителей. А вневнебродвейские – это шоу типа того, что я устраивала в кофейне в Вилладж.

– Но у тебя отлично вышло.

Пейтон скептически взглянула на меня.

– И кого я играла?

– Сексуальную цыпочку.

– Я играла мать, умирающую от туберкулеза. Ты все время просидел, уткнувшись в кроссворд.

Ах, речь про ту пьесу.

– Наверное, я что-то упустил. В защиту могу сказать, что я отгадывал пошлейший кроссворд с загадками. Вопрос звучал так: «то холодный, то горячий, то висячий, то стоячий», три буквы, посередине «у». Я долго ломал голову, можно ли писать в кроссворде нехорошие слова, а потом до меня дошло, что это «душ»!

– Ты такой извращенец.

Я быстро чмокнул ее.

– Куда пойдем на ужин, Щербинка?

Она прикрыла рот, но улыбнулась.

– Не называй меня так. Можно было пойти в тайский. Как насчет того маленького ресторанчика в Челси, куда мы ходили в прошлом месяце?

– Хорошая идея. – Я в последний раз взглянул на новый рекламный щит, выключил свет и закрыл дверь в офис.

На улице я повернул налево, чтобы дойти до ближайшей станции метро, но Пейтон устремилась направо.

– Можно мы сядем на третью ветку на Бродвее, а не поедем по обычному маршруту? – спросила она. – Хочу заскочить в Литтл-Ист.

– Разумеется.

Пейтон еще в колледже начала волонтерить, раздавая еду нуждающимся или работая в ночлежке. Мне нравилось, что она с таким жаром помогает другим. Но в этом месте бывали грубые бродяги. Пару раз в неделю происходили драки. Я пытался обсуждать с ней вопросы личной безопасности. К несчастью, волонтерская деятельность была одной из немногих областей, в отношении которых Пейтон была непоколебима.

Когда ей было пять или шесть, ее отец-неудачник бросил мать с Пейтон и еще двумя детьми. Мама с трудом сводила концы с концами, даже когда они с мужем работали оба, теперь, живя только на свою зарплату, приходилось выбирать между едой и арендной платой. Она выбрала арендную плату, а это значило, что они стали завсегдатаями местных «пищевых банков» несколько лет, пока все не наладилось.

Один из постоянных посетителей ночлежки сидел перед дверью, когда мы добрались туда.

– Привет, Эдди, – поздоровалась Пейтон.

Я уже встречал этого парня раньше. Ему было, наверное, всего чуть за сорок, но на улице быстро стареют. Он мало говорил, но казался довольно безвредным. Пейтон с ним связывали особые отношения, с ней Эдди общался куда больше, чем с остальными.

– Что с головой? – Я наклонился, осторожно соблюдая дистанцию, поскольку знал, что это необходимо. У виска Эдди запеклась кровь.

– Что случилось, Эдди? – спросила Пейтон.

Он пожал плечами:

– Мальчишки.

В последнее время участились случаи, когда подростки нападали по ночам на бездомных на улицах. Эдди не нравилось спать в ночлежках, поскольку они почти всегда были забиты под завязку, а он не терпел, когда к нему подходили слишком близко.

– На Сорок первой улице открылась новая ночлежка. Проезжал там недавно. Может, она еще не слишком переполнена, поскольку совсем новая, да и на улице тепло.

– Ага. – Для меня лишь односложные ответы.

– Мне кажется, стоит обратиться в полицию, Эдди, – сказала Пейтон.

Несмотря на все то время, что Пейтон провела в подобных заведениях, она так и не поняла главного. Бездомные не обращаются в полицию. При виде полицейских они поворачивают в другую сторону.

Эдди сердито покачал головой и подтянул колени к груди.

– Выглядит серьезно. Наверное, стоит наложить швы. Дети, которые это сотворили, приходили к нам в ночлежку? – спросила она.

И снова Эдди покачал головой.

Через несколько минут я наконец убедил Пейтон оставить беднягу в покое и зайти внутрь, чтобы сделать то, зачем она пришла. Когда мы вошли, администратор ночлежки Нельсон прибирался.

Пейтон тут же накинулась на него с расспросами.

– Ты в курсе, что случилось с Эдди?

Нельсон перестал протирать стол.

– Неа. Я спросил. Получил обычный ответ – «ничего». Ты единственная, кому он говорит больше, чем просто «пожалуйста» и «спасибо».

– Ты знаешь, где он спит?

Нельсон покачал головой:

– Прости. В этом городе больше сорока трущоб, не говоря уж о том, что некоторые просто устраиваются под эстакадами, где душа пожелает. Он может спать где угодно.

Пейтон нахмурилась:

– Ладно.

– Понимаю, это непросто. Но мы не можем помочь тому, кто эту помощь не принимает. Он в курсе, что может остаться здесь в любое время.

– Да, я знаю. – Она показала на кладовку в дальнем конце. – Я забыла взять опись инвентаря. Завтра у меня прослушивание, сделаю ее онлайн из дома.

Пока Пейтон ходила за описью, я огляделся. Ночлежку только что покрасили, и каждый из волонтеров подарил постер в рамочке со своей любимой мотивирующей цитатой. На длинной стене столовой висело около дюжины таких постеров в черных матовых рамках. Надпись на первом из них гласила: «Даже после самой темной ночи снова взойдет солнце».

– Это твой? – спросил я у Пейтон, когда она вернулась с папкой.

– Нет. – Она чмокнула меня в губы. – В другой раз можешь прочесть их все, и я тебе вручу награду, если угадаешь, какой купила я. А сейчас я хочу догнать Эдди, пока он не ушел. – Она потянула меня за руку. – Пошли!

Эдди уже не сидел перед входом, хотя его легко было заметить. Он ковылял, преодолев половину квартала. Эдди хромал на правую ногу, а на левом плече болтался мусорный мешок.